Форум » Политическая жизнь » Альтернатива «иначе-возможного» » Ответить

Альтернатива «иначе-возможного»

Вершинин Владимир: В.Вершинин Альтернатива «иначе-возможного» (опубликовано 28.10.2006 на сайте «Полемика и дискуссии») Теория прогресса ищет успешной истории, дающей благополучные и благодетельные результаты. Теория понимания ищет преемственной истории — не той, что неизменно удовлетворяет наши чаяния, а той, которая, даже погружая нас в пучину бедствий, сохраняет нас как культурно-историческую личность, обладающую памятью и заданием. А.Панарин, «Реванш истории» Начиная с эпохи Просвещения парадигма Прогресса не требовала от людей и народов социально-политической и культурной капитуляции. Напротив, явно декларировалось, что люди и народы от природы обладают равными правами и достоинством. Пусть кто-то более технологически развит, а кто-то - менее, но все люди, народы, культуры, цивилизации имеют право на место в общем «светлом будущем» человечества, в котором не может быть цивилизационных или этнических привилегий в доступе к достижениям и благам прогресса. Но мы наблюдаем противоположный процесс: человечество всё более разделяется на меньшинство «передовых и демократических» воспитывающих и большинство воспитуемых (перевоспитуемых), причём к особенно упорствующим в своей «особости» применяются различные виды принуждения (от экономических до силовых). Состояние же воспитуемого и перевоспитуемого перечеркивает упомянутые посылки демократии (равные права и достоинство людей и народов) и проявляет в новом мировом гегемоне (США) расизм и стремление к реколонизации мира. Результат для России: вместо универсалий прогресса - новая сегрегация (элитные школы, ВУЗы, медицинские учреждения, жильё… и всё это с охраной!), а вместо гуманистической идеи единого человечества – новый (социальный) расизм («неудачники», «совки», «убогие»…), психологическим основанием которого является наделение представителей народного опыта, ставшего опытом нищенства и бесправия, статусом недочеловеков, находящихся, якобы, в непримиримом конфликте с современностью. То есть понижение достоинства «не своих» в собственных глазах новоявленных «успешных». И делается это с помощью старого метода из арсенала европоцентризма: всё, что мешает или не соответствует вестернизации и американизации (являющейся современным реальным воплощение глобализации) объявляется архаикой, причём часто являющейся, якобы, одной из причин тоталитаризма, с которым «призван» самоотверженно бороться передовой западный «белый человек». Именно «призван», ибо этим человеком является американец как тип, мессианство которого на поверку оказывается отнюдь не меньше, чем мессианское самомнение России и русских, подвергаемое критике уже давно, но особенно усердно и «уничижительно» это делается в наши дни, вплоть до ненависти к «московитам» («москалям», «кацапам»…) с их имперскими замашками. В противовес мессианству России предлагается и всячески «продвигается» либеральный образ США, о мессианстве которых большинству не известно ничего. Между тем, из книги «Циклы американской истории» американского историка А.Шлезингера (младшего) узнаём, что уже первые пуритане-переселенцы были уверены и убеждали в этом других: «…вне сомнения, Иисус Христос особенно расположен к этому месту и к этому народу...». Там же читаем: «То, что в Англии, Голландии, Германии и Женеве, — писал Сэквэн Бэркович, — было априори анти-тезисом (святость и государственность), в Америке стало сдвоенным столпом уникальной федеральной эсхатологии.» Наконец, отметим ещё одно приводимое А.Шлезингером красноречивое свидетельство: «Мы, американцы — писал юный Германн Мелвилл, — особые, избранные люди, мы — Израиль нашего времени; мы несем ковчег свобод миру... Бог предопределил, а человечество ожидает, что мы свершим нечто великое... Остальные нации должны вскоре оказаться позади нас...» Что и говорить, старцу Филофею с его формулой «Москва – Третий Рим» весьма далеко до такого самомнения! Итак, в метафизическом смысле и Россию, и США правомерно рассматривать как два «новых Рима», принципиальное различие бытия которых кроется в ответе их основателей на вопрос: отчего, несмотря на блеск величия, погиб «первый Рим»? Россия явилась наследницей православной Византии, погибщей буквально у нее на глазах. Потому-то и не покидает Россию чувство одиночества в мире. Но и основателей США тревожила историческая судьба «первого Рима», подтверждение чему находим в упомянутой выше книге А.Шлезингера: «Углубленное усвоение классики укрепило кальвинистское убеждение в том, что жизнь — это ужасный риск, и что Америке отпущен испытательный срок, поскольку античная история не давала примеров неизбежности прогресса. Она учила, что республики гибнут, слава преходяща, а дела человеческие ненадежны.» Отцы-основатели США пришли к выводу, что Рим погиб из-за перерождения республики в цезаризм. Каким образом избежать этого? Ответ на этот вопрос был найден у Локка и Монтескье: для предотвращения узурпации власти диктатором, необходимо установить принцип разделения власти и систему «сдержек и противовесов» (сильная президентская власть должна быть уравновешена сильной законодательной властью — Конгрессом, а подчинение их обоих конституционному закону будет гарантировано независимой от них судебной властью). То есть, политический механизм призван обеспечить благие результаты независимо от моральных и интеллектуальных качеств людей, в нем задействованных. Но именно эта зависимость была поставлена во главу угла Россией (А.Панарин, «Правда железного занавеса»): «Устойчивость учреждений и их историческую перспективу она связывала в первую очередь с духовными факторами: моральными качествами людей и характером их целей. Отцы-основатели России полагали, что и наилучшие учреждения при плохих людях дадут неудовлетворительные результаты, как и напротив, даже несовершенные институциональные конструкции могут быть компенсированы нравственной волей и усердием.» И действительно, вполне респектабельная и конструктивно безупречная Веймарская республика открыла легитимный путь к власти германскому фашизму. Рационалистический формализм в управлении пытается исчерпать реальность формулами, подменить импровизации (социального) творчества людей исчерпывающей системой рациональных предписаний. И под экспансию американизма подведена идейная база неолиберализма, один из адептов которого Л.Ионин в своей «Консервативной геополитике и прогрессивной глобалистике» даёт весьма ценные свидетельства: «В принципе либерально-демократическое мировоззрение не предполагает существования геополитики. Оно ориентируется на абстрактного человеческого индивидуума как носителя определенных прав и свобод; государство — продукт договора абстрактных индивидуумов, и его конкретное тело (территория) имеет случайный характер. Поэтому либеральная экспансия не имеет границ, ибо потенциал универсализации безграничен. Логически она завершена, когда абстрагированию подверглось все. Отсюда следует логическая связь либерально-демократической идеологии с доктриной глобализации... Традиционный геополитический расклад предполагает наличие нескольких качественно различных центров мира, которые могут бороться между собой... Это многополярный образ мира. Глобалистский расклад предполагает один центр или, точнее, отсутствие центра как такового.» Здесь мы видим, что научный метод «в руках» западной цивилизации, «покорившей» с его помощью неживую природу и добившись на этом пути технологического преимущества и комфорта, «нашёл новый путь своего продолжения» - Человека. Точнее: представление о неограниченности применимости научного метода порождает стремление (А.Панарин, «Реванш истории»): «…преодолеть и вытеснить все «ненаучные» способы ориентации человека в мире. …всё подлежит сознательному преобразованию с позиций «подлинно научной» теории, чтобы быть устроенным целесообразно. … Все нецелесообразное подлежит выкорчевыванию. … Словом, научный метод обрёл презумпцию недоверия по отношению к «стихиям» природы и культуры — они наперёд подозреваются в несообразности.» Но здесь мы наталкиваемся, например, на такие антитезы: «абстрактость – жизненная конкретность» и «существование под знаком функции – самоценное существование». В первом случае игнорируются требования специфики, во втором – ставится вопрос «для чего и с какой отдачей», то есть вопрос о целесообразности присутствия чего-либо, «как будно право на жизнь не является первичным и необсуждаемым». Таким образом, доктрина глобализации в неолиберальном обличье означает тотальное упрощение естественно-исторически возникших систем ориентации человека в мире (социальных, этнических, цивилизационных) и самого человека с целью сделать его поведение научно-обоснованно целесообразным, то есть предсказуемым, так как при абстрагировании и универсализации «всего и вся» он будет обязан существовать в соответствии с формализованными системами правил. Однако универсальность таких систем правил имеет ограничение, выражаемое теоремой К.Гёделя о неполноте: в терминах такой системы можно сформулировать правило, которое нельзя ни доказать, ни опровергнуть в рамках этой системы (всем известный пример: 5-й постулат Евклида о параллельных недоказуем с помощью остальных аксиом классической геометрии). Сам же процесс упрощения социальных, этнических, цивилизационных систем начинается с принудительного нарушения их внутренней естественно-исторически возникшей целостности (системности), что проявляется в ценностной дезориентацией людей, рассогласованности их социального поведения, фрагментации общества. Всё это является проявлением энтропийных тенденций, так как, как показал Н.Винер, наиболее вероятным состоянием, к которому стихийно стремятся все сложные системы, является хаос. И здесь было бы уместно вспомнить о технологиях так называемого «управляемого хаоса», однако оставим эту тему за рамками этой публикации и обратимся к процессу упрощения самого человека до рационально предсказуемых состояний «собаки Павлова». Основное направление решения этой проблемы в целях обеспечения управления обществом, заранее просчитывая нужный результат на основе формализованных систем правил, заключается, возможно, в следующем. Если вслед за бихевиоризмом рассматривать человека как «чёрный ящик» с известными «входами» (стимулами) и «выходами» (реакциями), то взаимодействие людей - это «подключение» нужных «выходов» к соответствующим «входам». Однако далеко не все «входы»/«выходы» человека-«черного ящика» и их зависимости известны и предсказуемы. Мало того – вдруг могут появиться новые! Однако не будем отчаиваться, «сказали» неолибералы-глобалисты, и вспомним, что человек имеет два основных измерения своего бытия: материальное (экономическое) и духовное (гуманитарное). Что западная цивилизация лучше других просчитывает, и что она вполне контролирует? Ответ очевиден: экономическое. Где лежит источник непредсказуемости человека? Тоже понятно: в духовном. Значит, для решения поставленной задачи нужно свести потребности человека в основном к экономическим, которые западная цивилизация умеет не только удовлетворять, но и формировать, возбуждая, как и всякий соблазнитель, желания, которые значительно многообразнее реальных (жизненных) потребностей. Остаётся лишь один «подводный камень»: старшие поколения естественным образом через посредство механизма «сигнальной наследственности» (М.Лобашев, «Сигнальная наследственность») и «сигнала сигналов» - речи передают духовную Традицию молодёжи, что и обеспечивает преемственность народов и цивилизаций, формируя навыки быта, приемы мысли, восприятие предметов искусства, обращение со старшими и отношения между полами, все вместе обеспечивающие наилучшее приспособление человека к среде и упорядочивающие социум, придавая ему целостность (системность). Каким же образом преодолеть это серьёзное препятствие? Простейшее решение – просто изъять или нужным образом исказить историю народа (цивилизации) в системе образования. Но используется, видимо, и более изощрённый способ, суть которого становится очевидной, если вспомнить З.Фрейда: так как Традиция не только упорядочивает отношения людей, но и ограничивает их поведение, обеспечивая нормы общежития, то нужно «пробудить» в молодых «эдипов комплекс» по отношению к таким ограничениям и нормам (а, следовательно, и авторитетам), провозгласив принцип первичности «свободы и прав личности». Практическая реализация этого способа может приобретать весьма «экзотические» формы. Например, автору не один раз приходилось «встречать» на Интернет-форумах одного или нескольких (!) участников, которые «вводят запрет» на цитирование «под страхом» обвинения «в неумении думать самостоятельно» (очень точный удар по психике подростка!). Причём формулировки таких «запретов» практически идентичны! Но тогда ясно, что это явление не случайно, а потому требует объяснения. Зададимся вопросом: «Каково значение цитирования?» Конечно, это ссылка на ранее полученный результат с целью обоснования какого-либо утверждения или объяснения какого-либо явления. Однако очевидно, что в гуманитарной (в широком смысле) области цитата – это ещё и связь с авторитетом, каковая и «табуируется». Вот здесь-то и «зарыта собака», так как авторитет – это не только выдающийся человек сам по себе, но и отражённый в его суждениях исторический опыт людей, обеспечиваемый взаимодействием между поколениями, то есть Традицией. И как тут не вспомнить мудрого Б.Паскаля («Мысли»): «Не следует заблуждаться на свой счет; мы представляем столько же автомат, сколько дух. Доказательства убеждают только разум, обычай их делает весомее и достовернее. Он склоняет автомат, а тот направляет разум без вмешательства мысли.» Из более близких к нам по времени наблюдений, касающихся роли авторитетов, можно отметить замечание В.Гейзенберга о роли классической школы в передаче (новым поколениям) важнейшей особенности античной мысли - «способности обращать всякую проблему в принципиальную», то есть стремиться к упорядочению мозаики опыта. В своих «Шагах за горизонт» он пишет: «Кто занимается философией греков, на каждом шагу наталкивается на эту способность ставить принципиальные вопросы, и, следовательно, читая греков, он упражняется в умении владеть одним из наиболее мощных интеллектуальных орудий, выработанных западноевропейской мыслью.» Прислушаемся также к Р.Гвардини в его «Конце нового времени»: «Что же касается авторитета, то говорить здесь о «несвободе» не только неточно, но нечестно. Авторитет есть основа всякой человеческой жизни, не только несовершеннолетней, но и самой что ни на есть зрелой; он не только помогает слабому, но воплощает сущность всякой высоты и величия; и потому разрушение авторитета неизбежно вызывает к жизни его извращенное подобие - насилие. До тех пор, пока средневековый человек ощущает единство бытия, он воспринимает авторитет не как оковы, а как связь с абсолютным и как точку опоры на земле.» Подведём итог: Обесценивание авторитетов вырождается в нигилизм - отрицание ценностей (Ницше, в ХХ веке его мысль продолжил Хайдеггер), - обеспечивающий полную культурную «беспредпосылочность», приводящую новые поколения в состояние «чистой доски», на которой можно «поместить» любые новые тексты, выгодные манипуляторам сознанием. Например, те, которые называются «американизацией». Правда, весьма часто это делается на Интернет-форумах, видимо, по старым инструкциям в стиле весьма низкопробной рекламы, явно «заточенной» под подростков: «Разве ты не можешь открыть сейчас миллион [?! – В.В.] сайтов об Америке? С фотками, с видео, с подробными описаниями… Разве ты не можешь зайти на американский сайт и поболтать в он-лайн с американцами?» Однако, встречаются в Интернете и более «респектабельные» суждения (являющиеся, возможно, действительно искренними): «Американцы имеют за душой молодое, построенное по новым принципам динамичное общество ... А американское мессианство - это вполне реальное избавление Земли от угрозы фашизма, коммунизма и прочих людоедских поветрий.» Так формируется общество экономикоцентричных атомизированных особей, в котором главенствует «мораль успеха» и действует социал-дарвинистский принцип «естественного отбора», который, в отличие от животного мира, в человеческой популяции обеспечивает выживание не лучших, но сильных и наглых (в радикальном варианте «мораль успеха» приводит к криминальной революции). Иллюстрацией такого общества был печальный опыт наводнения в Новом Орлеане. Но как такое общество может стать глобальным? Обратимся к биологической аналогии. Принято считать, что естественный отбор должен вести к выживанию особей, более приспособленных к борьбе за существование. Однако Дж.Холден в своих «Факторах эволюции» отмечает, что это верно для редкого и разбросанного вида, вынужденного защищать себя от других видов и неорганической природы. Но как только население становится плотным, отдельные представители вида вступают в соперничество друг с другом. Даже если отдельные особи оказываются победителями, сама борьба биологически вредна для вида: «Естественный отбор действует на изменения, имеющие приспособительный характер, а эти изменения не идут в любом направлении. Бóльшая часть их ведёт к потере сложности строения или к редукции органов – к дегенерации.» Это положение «просматривается» и в следующем кибернетическом принципе (Р.Эшби, «Введение в кибернетику»): «В множестве, подвергаемом однозначному преобразованию, разнообразие не может увеличиваться, но обычно будет уменьшаться.» Далее, у В.Вернадского в его «Химическом строении биосферы Земли и её окружения» есть мысль о том, что если упрощается морфологическая структура особей некоторой популяции, то они резко увеличивают биогеохимическую энергию (для животных это энергия размножения), то есть биогенную миграцию своих атомов, что улучшает их шансы в борьбе за существование. Наконец, с помощью Л.Гумилёва («Древняя Русь и Великая Степь») заключаем: «Если применить это положение на популяционном уровне, то получается, что при начинающемся упрощении структуры (вырождении), имеет место выброс свободной энергии, проявляющийся в стремлении к расширению ареала.» Процесс «расширения ареала» современной западной цивилизации можно рассмотреть и с точки зрения мотивации (А.Панарин, «Реванш истории»): «…либерализм стремится к скорейшему умиротворению человечества, к укрощению опасных стихий и энергий. И в этом он по-своему прав, ибо только в ценностной среде происходит выброс наиболее высоких энергий и развязываются острые до непримиримости конфликты. Отсюда — стремление к развенчанию ценностно ориентированной политической культуры как архаичной. Либеральное общество на массовом уровне давно уже стало потребительским, а гедонистически ориентированные потребители не хотят рисковать благополучием во имя каких-то ценностей.» Однако и такое объяснение обнаруживает практическую неизбежность энтропийных тенденций (там же): «Когда ценности угасают и остаются одни только интересы, открывается путь наименьшего сопротивления — предопределенности обстоятельствами. Так закладываются основы одновариантного мира: утрачивая глубокие ценностные ориентации, люди ведут себя в духе наиболее вероятного. Торжество наивероятнейшего свидетельствует об энтропийности, вырождении общества. Человек приходит в мир, чтобы наименее вероятные события — Добро, Порядок и Красоту — сделать все же более вероятными.» Очевидная связь «наиболее вероятного» и «закономерного» с одной стороны и «ценностей» и «духовности» - с другой проясняет мысль В.Ключевского: «закономерность исторических событий обратно пропорциональна их духовности». Независимо от способа объяснения «расширения ареала» западной цивилизации нетрудно видеть, что направляя эти процессы упрощения в страны не-Запада (глобализация), Запад получает возможность «разделять и властвовать» среди «бессистемных, алчных (и голодных, если вне корпораций) индивидуалистов», что обеспечивает полный контроль над иссякающими природными ресурсами Земли в целях поддержания (и возрастания) уровня жизни «золотого миллиарда избранных» при тотальном «упразднении» превращаемого в изгоев большинства «непринятых» (целых народов даже в собственных странах!). И этот новый глобальный расизм западного «белого человека» кто-то ещё пытается представить в качестве «избавления от фашизма, коммунизма и прочих людоедских поветрий»? Напротив, на наших глазах рождается новая власть, основанная на абстрагировании от всего качественно своеобразного и самобытного, а потому являющаяся не только расистской, но и тоталитарной — не признающей никаких территориальных и других ограничений и прямо отвергающей ценности демократического полицентризма. Авангардом этого процесса сегодня выступают США, а потому (А.Панарин, «Народ без элиты»): «Американский глобализм — это тоталитарная экономическая власть (финансовой олигархии в первую очередь), преследующая планетарные амбиции.» Таким образом, представление о неограниченности применимости научного метода (сциентизм) способствует релятивизации ценностей и открывает путь попыткам абстрагирования и универсализации всех составляющих человеческого бытия, парадоксальным образом оборачиваясь архаизацией в духе галльского «Vae victis!» («Горе побеждённым!»), каковая может иметь колоссальные последствия и основательно «встряхнёт» всё человечество. Возможен даже технологический и культурный «откат»: например, после падения Римской империи хозяйственная система, унаследованная от Рима, полностью разложилась, так что на территории Франции восстановился девственный лес (Ж.Дорст, «До того, как умрёт природа») – обстоятельство, свидетельствующее о том, что самый консервативный класс — крестьяне снизили интенсивность обработки земли до минимума, позволявшего только что не умереть с голоду. Человечество познаёт ещё одно объективное ограничение свободы своего выбора, о котором говорил ещё Н.Винер («Кибернетика и общество»): «Прогресс создает не только новые возможности для будущего, но и новые ограничения. Кажется, что как будто бы сам прогресс и наша борьба против возрастания энтропии по существу должны окончиться на ведущей нас к гибели стезе, с которой мы стараемся сойти. … Простая вера в прогресс является убеждением не силы, а покорности и, следовательно, слабости.» Несмотря на это своё предвидение, «отец кибернетики» был бы, конечно, встревожен столь быстрым и обескураживающим наступлением «момента истины», так как, будучи сыном эпохи Просвещения, считал, что «раз мы осознали вызванные новыми условиями жизни новые потребности, а также имеющиеся в нашем распоряжении новые средства удовлетворения этих потребностей, то может еще пройти длительное время, прежде чем погибнут наша цивилизация и наша человеческая раса» (там же). Однако мужество Н.Винера как учёного безусловно определило бы его согласие с тем, что человечеству остаётся только одно: «оптимальная дружба с природой, а не победа над ней» (Л.Гумилёв). Причём это относится не только к неживой природе и животному миру, но к человеку как личности и естественно-исторически возникшим системам его ориентации в мире: социальным, этническим, цивилизационным. Вызов, брошенный человечеству технократической цивилизацией Запада, свидетельствует о том, что мы подходим к точке цивилизационного сдвига, который проявится в Ответе на вопрос: «Что реализуется: всемирная катастрофа, тоталитаризм «золотого миллиарда» (и «упразднение» остальных) или спасение (какой силой)?» Первые два варианта по-сути эквивалентны, так как означают перманентную войну за выживание в условиях ограниченности доступных для использованию ресурсов Земли, ибо «непринятое» в «золотой миллиард» большинство будет яростно сопротивляться своему «упразднению». Спасение же в сложившихся обстоятельствах предполагает, во-первых, табу на сциентизм, то есть признание научным методом принципиальных ограничений своей применимости на основании того осознаваемого теперь факта, что Земля – это не кладовая сырья и энергоносителей и не «мастерская», а имеет особый статус как колыбель жизни, из которой человека грозит выбросить технократическая цивилизация. Следовательно, «человечеству нужна новая картина мира, в которой человеку возвращается связь с матерью-землёй, сопричастность её геобиоценозам» (А.Панарин). То есть вместо преобразующего, проектного знания предстоит ускоренно нарабатывать сберегающее знание. А это означает наделение самого научного метода и всех формируемых им инструментальных средств сотериологическим (мироспасительным) смыслом. Во-вторых, такое преображение научного метода возможно лишь в лоне духовной альтернативы обществу потребления, которую могут дать человечеству (А.Панарин, «Правда железного занавеса»): «…не кичливые победители, а потерпевшие, вдохновленные защитой чести и достоинства, защитой поруганных ценностей… Духовно атмосфера современного Запада исключает подобную инициативу. … Ибо новейший, постклассический либерализм «закрыл» все … темы разом — от солидарности с угнетенными до надежд на качественно новое историческое будущее. … Но великие альтернативы не рождаются на пустом месте, методом волюнтаристских импровизаций. Великие альтернативы рождаются в лоне великой традиции. У России есть такая: это восточное христианство, византизм, Православие. Главное в этой традиции идея Воскресения — обретения спасения не в опыте успеха, а на крестном пути великих страданий и обретенного в ходе их великого просветления. Эта задача сегодня стоит перед национальным гением России.» Христианство даёт пример качественно «иначе-возможного» будущего, не являющегося простой экстраполяцией настоящего (как предполагает линейная парадигма в истории, порождённая Модерном), и убеждает в том, что «вулкан истории обычно как раз начинает пробуждаться в тот самый момент, когда его объявляют потухшим».

Ответов - 2

Ратник: Достаточно обоснованная и стройная концепция, с основными пунктами которой нельзя не согласиться. В очередной раз сказано здесь о материальных (экономических) ценностях Запада, которые он распространяет на все другие страны. В этой связи интересно отметить еще раз сущность нынешнего режима: Говоря о своей патриотичности и отказе от преклонения перед Западом, он в то же время устами своего идеолога Суркова предлагает русскому народу свою систему ценностей: "МАТЕРИАЛЬНОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ, свобода и справедливость" Вот так. "Имеющий уши да слышит"

железнодорожник: *PRIVAT*



полная версия страницы